Дмитрий лукьянович по причине сильного ушиба
__ Что же она? – спросили несколько голосов.
– Она присела, голубушка, и ни-ни!
– Неужели? какая отвага!
– Отвага? пусть себе отвага! однако же оборвись рука! или случись другое что! так бы свистнула, что чудо! То же самое-с и сегодняшний случай, ну, будь гнедой ваш попрытче, размозжил бы лоб, и больше ничего-с!
– Ох! – едва крикнула бледная красавица.
– Да упаси же бог! – проговорила вдова, и большая часть гостей значительно перемигнулась, смотря попеременно то на спасителя, то на спасенных.
После жаркого подали шампанское, разлили его по бокалам, и городничий провозгласил тост Петра Авдеевича, сестры своей вдовы и племянницы.
– Зачем мое, братец? – громко заметила вдова, – мне пора умирать, а пить здоровье тех, кто помоложе. Петр Авдеич, позвольте вам пожелать всякого благополучия, – прибавила она, вставая.
– Уж не одного-с, а ежели позволите, то Пелагеи Власьевны, – отвечал, вставая в свою очередь, штаб-ротмистр.
– А так, так, так! быть по сему! – завопил городничий, и все с шумом поднесли бокалы к губам.
Дмитрий Лукьянович заметил было, что тост этот похож на свадебный, за что и ущипнул его пребольно сидевший рядом городничий… Тем и кончился обед, с которого в скором времени отуманенные гости расползлись по домам своим, предоставив гостиную градоначальника родственному кружку его, Петру Авдеевичу и неотвязчивому смотрителю училища.
Промежуток между обедом и вечером посвящен был мужчинами висту с болваном, а под вечер собралась городская молодежь, состоявшая из так называемых приказных и женского чиновничьего пола.
Городничий предложил было повторить утреннюю прогулку по ярмарке, но штаб-ротмистр объявил решительно, что хотя и просидел в доме его целый день в архалуке, но в таком неблагопристойном виде, конечно, в народ не покажется и не сделает такого неучтивства, а ежели хотят, то готов он, Петр Авдеевич, повеселить всех играми и предлагает себя в коршуны.
– Ах, как это весело! – закричали дочери городничего, и в тот же миг, отодвинув Столы и стулья, вся компания как девиц, так и молодых людей построилась в одну линию, перепоясала друг друга носовыми платками и, подпрыгивая, приготовилась ко всем возможным эволюциям.
Защитником стада избран был Дмитрий Лукьянович. Штатный смотритель растопырил руки, расставил ноги и подал знак к началу. Противники оказались равными по силе; с ожесточением нападал на крикливое стадо Петр Авдеевич; с ловкостию, свойственною роли, им разыгрываемой, неоднократно вцеплялся он то в белые платья девиц, то в полы чиновничьих сюртуков, но каждый раз между им и белым платьем появлялось влажное лицо штатного смотрителя, и коршун находился вынужденным направлять атаки свои в другую сторону. «Постой же, – подумал штаб-ротмистр, – уж ты у меня чубурахнешься, мокрая образина», – и действительно, еще одно всеобщее движение, и штатный смотритель всем телом грянулся об пол.
Торжествующий Петр Авдеевич выхватил из рассыпавшегося стада бледную племянницу городничего; все расхохотались, но Дмитрий Лукьянович не разделял всеобщей радости и, поднявшись, пресерьезно подошел к победителю.
– Вы, государь мой…
– Что? – спросил штаб-ротмистр.
– Вы, государь мой, – повторил штатный смотритель, бледнея.
– Что же, продолжайте.
– Я бы сказал вам, но…
– Но форсу не хватает, верно, – прибавил, смеясь, Петр Авдеевич, и, бросив на противника презрительный взгляд, он подошел к перепуганной Пелагее Власьевне, которая умоляющим голосом и в весьма трогательных выражениях заклинала его не вызывать на дуэль Дмитрия Лукьяновича, возненавидевшего Петра Авдеевича, по словам ее, за то… тут красавица снова покраснела и потупила глаза.
– Как возненавидел, за что возненавидел? – спросил, не понимая недоконченной речи, штаб-ротмистр.
– Я, может быть, не так выразилась, Петр Авдеевич, – пролепетала девица, – а то мне показалось, что они сердятся на вас за то, что вы, Петр Авдеевич… со мною говорите.
– Так вот что, – воскликнул штаб-ротмистр, и с этим воскликом он покатился со смеху. Игра в коршуны заменена была шнурком со вздетым в него колечком. Те лица, в руках которых находилось колечко, обязаны были класть фант; игра эта так понравилась всему обществу, что сам городничий, Андрей Андреевич и даже частный приняли в ней участие. Дмитрий Лукьянович, по причине сильного ушиба, отдалился от всех и из угла соседственной комнаты неприязненно посматривал на счастливого соперника, который не удостоивал его и взглядом.
Время летело, как птица, и розыгрыш фантов заключил удовольствие вечера. Назначение наказаний предоставил себе сам хозяин дома, и, заключив фанты в свой клеенчатый картуз, Тихон Парфеньевич расположился с ним в кресло на самой середине залы.
– Ну, смирно! – заревел он повелительным тоном, – теперь прошу садиться по местам и слушать, что я буду назначать; первый фант должен… должен проплясать трепака; да только знайте, кому достанется, не отговариваться, и в присядку, не то во время ужина засадим под стол и отпустим голодного.
– Ах, да это ужасно! да этак умереть можно от страха! – раздалось отовсюду.
– Не умрет никто, не беспокойтесь, – возразил городничий, – а что сказано, то будет сделано, и первый фант… – он вытащил мраморного цвета замшевую перчатку.
– Петра Елисеича, Петра Елисеича, – закричали, прыгая, девицы. – Петр Елисеич, пожалуйте, пожалуйте!
– Как, братец, перчатка-то твоя? – заметил лукаво городничий, будто удивленный нечаянностию случая. – Делать нечего, братец! – И Тихон Парфеньевич бросил фант знакомому нам частному приставу.
– Что же мне делать прикажете? – спросил с ужимкою пристав.
– Как, братец, что? не слыхал разве? пляши трепака.
– Да помилуйте, где же мне! да как же я буду плясать? – пропищал, ухмыляясь, Петр Елисеевич.
– А уж как знаешь, только пляши.
– Ей-ей, забыл!
– Врешь, братец, врешь! давно ли я видел своими глазами чрез окно, как на крестинах у поверенного?… не надуешь, брат!
– Да ведь то случай такой вышел, Тихон Парфеныч, воля ваша.
– И теперь случай, да не отговаривайся; ведь не простим!
– Право, не знаю, как же это!
– Просто, братец. Дениска, скрипку! готова небось, ну кислятничать нечего! подбери-ка фалды, да и марш! – прибавил городничий.
И старый пристав, подобрав фалды, присел на пол и под звук Денискиной скрипки и громкого хохота предстоявших, проехал три раза по полу комнаты, выкидывая из-под себя ноги с неимоверною быстротою.
– Ай да Елисеич, ай да молодец, – кричал городничий, – что лихо, то лихо! вот так и поддал бы тебя плеткой, словно волчок. – И сравнение городничего заслужило поощрение, выраженное всеобщими рукоплесканиями.
Отплясав свой фант, частный, шатаясь и очень довольный собою, вышел из комнаты, а Тихон Парфеньевич провозгласил обязанность второго фанта; состояла она в правдах, которые должен был сказать каждому тот, чья вещь попадается на очередь.
– Двугривенный, – воскликнул городничий, вынимая из кармана своего монету. – Чей двугривенный?…
– Мой, Тихон Парфеиьич, – застенчиво отвечал юноша, выступая вперед.
– Твой, брат Гаврюша, что же? валяй!
– Как же мне говорить правду?
– Как знаешь, твое дело.
– Да мне совестно-с!
– Чего совестно, говорить-то правду, разве уж все дурное такое?
– Да нет-с, я не то хотел сказать, Тихон Парфеныч.
– Что же?
– Я, ей-богу, не знаю.
– Экой же, братец, ты какой мямля, Гаврила, ну подойди просто к кому-нибудь да и вавакни: вы, мол, такой, а вы сякой – трудно небось?
Застенчивый юноша, медленно перебирая пальцами, отправился ходить около сидевших и, остановясь противу старшей дочери городничего, шепнул ей что-то вполголоса.
– Что ты там говоришь? – спросил городничий.
– Я говорю, Тихон Парфеныч, что Катерина Тихоновна очень хороша лицом.
– Довольно, братец Гаврила, остальные пусть сами отгадывают, чем бы ты их подарил, – сказал городничий, – возьми-ка, брат, свой двугривенный да садись на место; теперь очередь за третьим. Третьему, – повторил он, – быть зеркалом.
Источник
в желтых ботинках, который между прочим не переставал бросать на Петра Авдеевича не совсем дружелюбные взгляды. Причина нерасположения штатного смотрителя к герою нашему объяснилась впоследствии.
— Однако четвертый час, господа! — воскликнул хозяин и, вытащив изо рта завязнувший меж зубов хвостик селедки, он подвел бледную племянницу к Петру Авдеевичу, прося его занять с нею почетные места за столом.
Снова все взоры обратились на штаб-ротмистра, и снова смешался штаб-ротмистр, но все встали с своих мест, и делать было нечего; он взял девушку за руку и пошел в столовую.
Не стану описывать ни числа, ни качества блюд — скучно; обед был сытен, вина подкрашены, прислуга неопрятна, Андрей Андреевич приторен, штатный смотритель весел, а бледная красавица неговорлива.
Несколько раз принимался было Петр Авдеевич заговаривать с соседкою своею; но один мгновенный румянец был единственным ответом на вопросы гостя.
— Что же ты, Полинька, так молчалива? — заметила наконец тощая вдова уездного судьи. — Ты не красней, а отвечай на то, что Петр Авдеевич у тебя спрашивает.
— Помилуйте, Елизавета Парфеньевна! это ничего-с; зачем же беспокоиться Пелагее Власьевне; я так спрашивал, чтобы поговорить что-нибудь просто, — отвечал штаб-ротмистр, которого три рюмки хереса примирили с длинною талиею архалука.
— Как ничего-с, Петр Авдеич, — возразила вдова, — учтивость требует, чтобы девица отвечала кавалеру, тем более что вы избавитель наш.
— Помилуйте-с, Елизавета Парфеньевна!
— Как помилуйте-с, я от сердца говорю, я чувствую, что говорю, и Полинька должна чувствовать.
— Но стoит ли того-с, помилуйте-с.
— Надеюсь, что стoит, Петр Авдеевич.
— Право, не стoит, Елизавета Парфеньевна, да я могу вам сказать, — продолжал штаб-ротмистр, — что у меня обыкновение такое; раз вижу-с опасность какая-нибудь и кто бы то ни был подвергается, — уж мое почтение, чтоб выдал, с риском живота готов на опасность.
— Прекрасное свойство! — заметил соборный священник, сидевший против штаб-ротмистра.
— Какое прекрасное-с? — перебил Петр Авдеевич, — напротив, могу сказать вам, большое дурачество; право, иногда сам себе говорю и дивлюсь потом, ну, как, например, года четыре назад привели ремонт-с — вот-с, выводят поодиночке, а между манежем и денником такая скользкая тропинка, кобыла зашалила и ну лягаться — верите ли, приступу нет. У нас же известно… вот вы не служили в кавалерии? — с этим вопросом обратился было Петр Авдеевич к соборному священнику, но, опомнясь, перенес взгляд на другие лица; не заметив, как видно, ни одного, который бы, по его мнению, мог служить в кавалерии, штаб- ротмистр прибавил:-Все равно-с, — и продолжал:-Известно у нас, что как лошадь залягает, так уловчись только схватить ее ловко за хвост, мигом подожмется, и кончено-с; я подумал, да и хватил!
__ Что же она? — спросили несколько голосов.
— Она присела, голубушка, и ни-ни!
— Неужели? какая отвага!
— Отвага? пусть себе отвага! однако же оборвись рука! или случись другое что! так бы свистнула, что чудо! То же самое-с и сегодняшний случай, ну, будь гнедой ваш попрытче, размозжил бы лоб, и больше ничего-с!
— Ох! — едва крикнула бледная красавица.
— Да упаси же бог! — проговорила вдова, и большая часть гостей значительно перемигнулась, смотря попеременно то на спасителя, то на спасенных.
После жаркого подали шампанское, разлили его по бокалам, и городничий провозгласил тост Петра Авдеевича, сестры своей вдовы и племянницы.
— Зачем мое, братец? — громко заметила вдова, — мне пора умирать, а пить здоровье тех, кто помоложе. Петр Авдеич, позвольте вам пожелать всякого благополучия, — прибавила она, вставая.
— Уж не одного-с, а ежели позволите, то Пелагеи Власьевны, — отвечал, вставая в свою очередь, штаб-ротмистр.
— А так, так, так! быть по сему! — завопил городничий, и все с шумом поднесли бокалы к губам.
Дмитрий Лукьянович заметил было, что тост этот похож на свадебный, за что и ущипнул его пребольно сидевший рядом городничий… Тем и кончился обед, с которого в скором времени отуманенные гости расползлись по домам своим, предоставив гостиную градоначальника родственному кружку его, Петру Авдеевичу и неотвязчивому смотрителю училища.
Промежуток между обедом и вечером посвящен был мужчинами висту с болваном, а под вечер собралась городская молодежь, состоявшая из так называемых приказных и женского чиновничьего пола.
Городничий предложил было повторить утреннюю прогулку по ярмарке, но штаб-ротмистр объявил решительно, что хотя и просидел в доме его целый день в архалуке, но в таком неблагопристойном виде, конечно, в народ не покажется и не сделает такого неучтивства, а ежели хотят, то готов он, Петр Авдеевич, повеселить всех играми и предлагает себя в коршуны.
— Ах, как это весело! — закричали дочери городничего, и в тот же миг, отодвинув Столы и стулья, вся компания как девиц, так и молодых людей построилась в одну линию, перепоясала друг друга носовыми платками и, подпрыгивая, приготовилась ко всем возможным эволюциям.
Защитником стада избран был Дмитрий Лукьянович. Штатный смотритель растопырил руки, расставил ноги и подал знак к началу. Противники оказались равными по силе; с ожесточением нападал на крикливое стадо Петр Авдеевич; с ловкостию, свойственною роли, им разыгрываемой, неоднократно вцеплялся он то в белые платья девиц, то в полы чиновничьих сюртуков, но каждый раз между им и белым платьем появлялось влажное лицо штатного смотрителя, и коршун находился вынужденным направлять атаки свои в другую сторону. «Постой же, — подумал штаб-ротмистр, — уж ты у меня чубурахнешься, мокрая образина», — и действительно, еще одно всеобщее движение, и штатный смотритель всем телом грянулся об пол.
Торжествующий Петр Авдеевич выхватил из рассыпавшегося стада бледную племянницу городничего; все расхохотались, но Дмитрий Лукьянович не разделял всеобщей радости и, поднявшись, пресерьезно подошел к победителю.
— Вы, государь мой…
— Что? — спросил штаб-ротмистр.
— Вы, государь мой, — повторил штатный смотритель, бледнея.
— Что же, продолжайте.
— Я бы сказал вам, но…
— Но форсу не хватает, верно, — прибавил, смеясь, Петр Авдеевич, и, бросив на противника презрительный взгляд, он подошел к перепуганной Пелагее Власьевне, которая умоляющим голосом и в весьма трогательных выражениях заклинала его не вызывать на дуэль Дмитрия Лукьяновича, возненавидевшего Петра Авдеевича, по словам ее, за то… тут красавица снова покраснела и потупила глаза.
— Как возненавидел, за что возненавидел? — спросил, не понимая недоконченной речи, штаб-ротмистр.
— Я, может быть, не так выразилась, Петр Авдеевич, — пролепетала девица, — а то мне показалось, что они сердятся на вас за то, что вы, Петр Авдеевич… со мною говорите.
— Так вот что, — воскликнул штаб-ротмистр, и с этим воскликом он покатился со смеху. Игра в коршуны заменена была шнурком со вздетым в него колечком. Те лица, в руках которых находилось колечко, обязаны были класть фант; игра эта так понравилась всему обществу, что сам городничий, Андрей Андреевич и даже частный приняли в ней участие. Дмитрий Лукьянович, по причине сильного ушиба, отдалился от всех и из угла соседственной комнаты неприязненно посматривал на счастливого соперника, который не удостоивал его и взглядом.
Время летело, как птица, и розыгрыш фантов заключил удовольствие вечера. Назначение наказаний предоставил себе сам хозяин дома, и, заключив фанты в свой клеенчатый картуз, Тихон Парфеньевич расположился с ним в кресло на самой середине залы.
— Ну, смирно! — заревел он повелительным тоном, — теперь прошу садиться по местам и слушать, что я буду назначать; первый фант должен… должен проплясать трепака; да только знайте, кому достанется, не отговариваться, и в присядку, не то во время ужина засадим под стол и отпустим голодного.
— Ах, да это ужасно! да этак умереть можно от страха! — раздалось отовсюду.
— Не умрет никто, не беспокойтесь, — возразил городничий, — а что сказано, то будет сделано, и первый фант… — он вытащил мраморного цвета замшевую перчатку.
— Петра Елисеича, Петра Елисеича, — закричали, прыгая, девицы. — Петр Елисеич, пожалуйте, пожалуйте!
— Как, братец, перчатка-то твоя? — заметил лукаво городничий, будто удивленный нечаянностию случая. — Делать нечего, братец! — И Тихон Парфеньевич бросил фант знакомому нам частному приставу.
— Что же мне делать прикажете? — спросил с ужимкою пристав.
— Как, братец, что? не слыхал разве? пляши трепака.
— Да помилуйте, где же мне! да как же я буду плясать? — пропищал, ухмыляясь, Петр Елисеевич.
— А уж как знаешь, только пляши.
— Ей-ей, забыл!
— Врешь, братец, врешь! давно ли я видел своими глазами чрез окно, как на крестинах у поверенного?… не надуешь, брат!
— Да ведь то случай такой вышел, Тихон Парфеныч, воля ваша.
— И теперь случай, да не отговаривайся; ведь не простим!
— Право, не знаю, как же это!
— Просто, братец. Дениска, скрипку! готова небось, ну кислятничать нечего! подбери-ка фалды, да и марш! — прибавил городничий.
И старый пристав, подобрав фалды, присел на пол и под звук Денискиной скрипки и громкого хохота предстоявших, проехал три раза по полу комнаты, выкидывая из-под себя ноги с неимоверною быстротою.
— Ай да Елисеич, ай да молодец, — кричал городничий, — что лихо, то лихо! вот так и поддал бы тебя плеткой, словно волчок. — И сравнение городничего заслужило поощрение, выраженное всеобщими рукоплесканиями.
Следственный комитет разбирается в причинах трагедии, произошедшей в посёлке Большеорловский Нижегородской области. 18-летний Данила Монахов без причины расстрелял из охотничьего ружья шесть человек, после чего свёл счёты с жизнью. Уже известно, что молодой человек увлекался экстремизмом и наблюдался у психиатра, но это не помешало ему через официальные каналы получить разрешение на оружие. Выводы предстоит сделать и местным силовикам: несмотря на отряды спецназа, собак и специальную технику, они так и не заметили вооружённого Монахова, который был у них под носом в посёлке.
Третья бойня за осень
Данила Монахова — 18-летнего жителя Нижнего Новгорода, убившего вчера в посёлке Большеорловский трёх человек, — искали всю ночь. На его поиски бросили отряды полиции, Росгвардии, ФСБ, спецназа. Спецслужбы оцепили посёлок. Все машины, которые выезжали из него, тщательно досматривались. Кинологи прочёсывали окрестности посёлка, леса и поля. На рассвете выяснилось, что Монахов был фактически под носом у силовиков. Его нашли мёртвым около дороги на окраине посёлка — это буквально в 500 метрах от остановки, где он расстрелял людей. Рядом с ним лежали два ружья. Как армия силовиков не заметила вооружённого Монахова в посёлке, непонятно. Впрочем, вероятно, логическое объяснение своей тактики у оперативников найдётся.
Тело Данила Монахова нашли в 500 метрах от остановки, где он устроил стрельбу. Фото © LIFE SHOT
Посёлок Большеорловский прячется в лесной глуши Нижегородской области. Он не виден на картах Google и Yandex, спутниковые снимки расплывчатые и неточные. Весь посёлок — это десять улиц, и население — около тысячи человек. В соцсетях они жалуются на длинные языки соседей, плохое отопление и загаженный пруд. Повсюду здесь заброшенные избушки. Главная достопримечательность — неказистый серый Дворец культуры, в котором однажды выступила группа “Ленинград”.
На этих кадрах — предполагаемый маршрут нижегородского стрелка сразу после расстрела людей на остановке. Видео © LIFE SHOT
Борский район, где располагается Большеорловский, в последнее время приобрёл зловещую репутацию. Пару недель назад местный житель по пьяни задушил девятилетнюю девочку и забил молотком свою 46-летнюю знакомую. А месяцем ранее грабитель зарезал 50-летнюю женщину. Чтобы скрыть следы злодеяния, он поджёг её дом.
И грянул гром, и ещё один, и ещё
18-летний Данил Монахов учился в нижегородском колледже на мастера по обработке цифровой информации. Вчера он отсидел одну пару, а потом пришёл к завучу и отпросился якобы в военкомат. При этом Монахов выглядел очень спокойным. Затем он поехал к бабушке в Большеорловский, чтобы забрать охотничье ружьё. Повод у него был законный: десять дней назад Данил получил охотничий билет и разрешение на оружие.
Как считает следствие, в Большеорловском между внуком и бабушкой разгорелся спор из-за оружия. Вероятно, пенсионерка не захотела отдавать внуку ружья, которые хранились у неё. Но шансов против 18-летнего парня у неё не было. Данил не просто завладел стволами, но и первый в жизни выстрел сделал в человека, который, как говорят соседи, души в нём не чаял.
Бабушка нижегородского стрелка Галина Монахова. Фото © VK / Галина Морозова
Сейчас за её жизнь бьются врачи. После ранения Галине Монаховой пришлось ампутировать руку, к тому же она потеряла много крови.
После первого расстрела Данил отправился на улицу, где начал палить по людям. Один из выстрелов пришёлся по окну дома 97-летней местной жительницы. Ей повезло: дробь лишь изрешетила висевший на стене ковёр.
“Шальная пуля” едва не задела 97-летнюю пенсионерку, которая находилась у себя дома. Дробь застряла в противоположной от окна стене. Видео © LIFE SHOT
— Вижу — бежит бабушка в халате и тапочках. Услышал выстрелы за домом. Стоял дедушка метрах в ста от автобуса, упал, встал и побежал в подъезд. Потом увидел, что выходит из подъезда парень в тёмной одежде с двумя ружьями. Увидел автобус и выстрелил по нему, — рассказал Лайфу один из очевидцев бойни.
Автобус в этот момент высаживал пассажиров, но, увидев человека с ружьями, водитель сорвал машину с места. Тем не менее Монахов успел расстрелять случайных свидетелей.
Николай Селезнёв, Сергей Напылов и Андрей Тихомиров были убиты. Ещё трое доставлены в больницу с тяжелейшими ранениями. В реанимации до сих пор находятся бабушка Монахова и местная жительница Валентина Жогонова. Последняя подключена к ИВЛ, у неё пробита трахея и переломаны рёбра. Врачи опасаются сепсиса: раны обширные, и в них попало много грязи. Третьему пострадавшему — Виктору Артюхину — можно сказать, повезло. У него не столь опасное для жизни огнестрельное ранение ног, после операции его перевели в обычную палату.
Как рассказали Лайфу близкие семьи убитого Напылова, он работал водителем местной добровольческой пожарной команды. Слыл душевным человеком, оптимистом. По местным меркам Сергей Иванович личность известная. Участвовал в тушениях нескольких крупных пожаров. В день своей смерти Напылов вернулся из соседнего посёлка Рустай, куда отгонял трактор.
Разрешение на убийство
Глядя на фотографию Монахова, сложно заподозрить в нём зверя. Кроме того, он инвалид третьей группы. Ещё в детстве у него диагностировали врождённый порок сердца и бронхиальную астму.
Но парень имел неоднозначную репутацию. После трагедии знакомые и близкие убийцы в разговорах с Лайфом рассказывали о многочисленных странностях, которые отмечались у Данила в последние годы. Например, Монахов был очень мнительным. Друзья убийцы вспоминали, что, если кто подавал ему стакан воды, Монахов уточнял, не отравлена ли она. Кроме того, очень боялся ездить к бабушке на такси, переживая, что таксист может завезти его куда-нибудь не туда, во время поездки переписывался с другом, делясь опасениями.
Одноклассники говорят, что Данил был нелюдим, часто шутил про смерть и увлекался оружием. В этом увлечении его активно поддерживал отец, который считал, что таким образом воспитывает в сыне мужчину и отвлекает от бесконечного сидения за компьютером. Судя по соцсетям, Данил любил игры Assassin’s Creed и S.T.A.L.K.E.R.
Вместе отец и сын часто ездили на охоту, где панически боявшийся леса парень отрабатывал навыки стрельбы. А потом на 18-летие Данила отец купил ему собственное ружьё.
Ровно десять дней назад Монахов получил охотничий билет. В первую очередь следователи назначат посмертную комплексную психолого-психиатрическую экспертизу, чтобы понять, в каком состоянии находился в последнее время убийца. Уже известно, что парень наблюдался у врача по поводу депрессивного состояния. Непонятно тогда, как он прошёл проверку у психиатра и получил справку для разрешения на оружие. Следователи выяснили, что ещё в школе педагоги били тревогу. В феврале 2019 года учителя изучили страницы Монахова в соцсетях и поняли, что он увлекается экстремизмом. Школа поставила в известность комиссию по делам несовершеннолетних и Центр по противодействию экстремизму ГУ МВД России по Нижегородской области.
Следствие уже очертило круг чиновников, которые будут отвечать за трагедию.
— В связи с данными о халатности должностных лиц при выдаче разрешений на ношение огнестрельного оружия 18-летнему подозреваемому, а также непроведении в отношении него достаточной профилактической работы возбуждено уголовное дело по части 3 статьи 293 УК РФ “Халатность”, — сообщил Следственный комитет России по Нижегородской области.
Кроме того, есть вопросы и к участковому, который должен был контролировать условия хранения оружия. Знал ли он о том, что у бабушки Монахова в доме есть оружие? По закону охотничьи ружья должны храниться в специальном сейфе, чтобы они не попали в руки случайных людей.
Источник